ОТРАЖЕНИЕ - часть1

[Хана Акино]

Автор: Хана Акино
Предупреждение: яой, NC-17, мистика, ужасы
От автора: это, своего рода, фанфик-эксперимент, в котором мне захотелось показать Гакта с разных сторон и зачастую, возможно, не самых приятных. Уж извините, это моё видение. К тому же, рассказ содержит сцены насилия и другие довольно неприятные нормальному человеку вещи. Так что...

ОТРАЖЕНИЕ


“Я… хотел увидеть, что же скрывается за гранью смерти. Хотел узнать, что же значит «умереть»”.

“После того, как я чуть не утонул, я начал видеть многие вещи. В тот день были разрушены все границы. С тех пор, как открылись мои глаза, и до настоящего момента, я совершенно четко вижу то, что раньше видеть был неспособен. Я перестал отличать людей, тех, которые живы, от тех, кто умер”.

Gackt


1

Сквозь тягучую пелену сна Гакт ощутил чужое прикосновение к своей коже, чьи-то пальцы легонько скользнули по внутренней стороне бедра и, как бы случайно, задели его пенис. Он поёрзал и издал тихий стон. Шёлковые простыни приятно холодили кожу и создавали возбуждающий контраст с горячим телом, прижимающимся к нему сзади. Когда грубоватая, но умелая рука вновь вернулась к самой чувствительной части его тела, Камуи не выдержал и, приглушённо вскрикнув, выгнулся, подставляя шею под жаркие и одновременно яростные поцелуи-покусывания.
Спустя некоторое время всё кончилось, и фейерверк удовольствия, отгремев белым залпом, потихоньку начал таять, оставляя после себя приятную истому. Всё те же руки бесцеремонно перевернули Гакта на спину, и тяжёлое, разгорячённое тело вжало его в холодные простыни.
- Что?... - Гакт с трудом разлепил веки, которые вдруг отчего-то стали неимоверно тяжёлыми, словно налились свинцом. Но то, что он увидел едва не заставило его сердце остановиться от ужаса: неужели эти... руки?... буквально только что доставляли ему столько удовольствия? Невозможно!
Камуи закричал, но из пересохшего, сдавленного чем-то вроде клешней горла, вырвался лишь придушённый хрип. Существо на нём так сильно вдавило его в кровать, что он не мог пошевелиться. Внезапно оно чуть отстранилось, раздвигая его ноги коленом. Он почувствовал, как что-то твёрдое и очень большое вжалось в его пах. Гакт дёрнулся, но тут же разрывающая, тошнотворная боль в груди заставила его широко распахнуть рот в беззвучном крике - существо вгрызлось в неё тем, что скорее всего служило ему ртом. Новая волна боли накатилась снизу. Почти невыносимая, постыдная, когда огромный член чудовища, разрывая колечко ануса, ворвался внутрь его тела и начал яростно двигаться, вбиваясь так глубоко, что Камуи почти чувствовал, как пенис бьет по стенке, где кончается прямая кишка, как будто монстр пытался проткнуть его насквозь.
Крик застрял в горле. Стерильно-белые, ледяные простыни пропитались горячей кровью...
- Гакку-тян, - Ю снова потряс друга за плечи. Тот ещё некоторое время смотрел в никуда пустыми глазами, затем глубоко вздохнул и перевёл взгляд на Ю.
- Что?... - он поморщился и зачем-то погладил простынь.
- Опять кошмар? - сочувственно поинтересовался мужчина и бережно убрал с лица Гакта прядь волос. - Ты кричал. Громко.
Камуи чувствовал, как по нему течёт холодный пот. Сон всё ещё стоял перед глазами, и даже казалось, что откуда-то снизу поднимается режущая боль.
- Прости, я разбудил тебя, - Гакт попытался улыбнуться, но вышло неестественно, и Ю, заметив это, подозрительно прищурился:
- Что могло так напугать тебя? Ты орал, словно тебя на части рвут.
Камуи не ответил. Вместо этого он ещё раз провёл ладонью по простыни и даже, приподнявшись на локте, внимательно посмотрел на неё. Ю наблюдал за ним, удивлённо вскинув брови и вытаращив глаза.
- Ну, и что ты обнаружил? - осторожно спросил он.
- Не шёлковые, - показалось или Гакт действительно облегчённо вздохнул? Вытирая со лба капельки пота, он устало откинулся на подушки, словно не спал всю ночь.
Он чувствовал, как в груди опять начинает зреть боль – только уже по-настоящему. Неужели, снова будет приступ? Проклятье…
- Мне снилось... - заговорил Камуи, но его прервал лёгкий шорох открывающейся двери. Две пары босых ног, легонько шлёпая по голому паркету, подбежали к кровати, и две хорошеньких европеечки кинулись Гакту на грудь.
- Камуи-сан, мы слышали, как вы кричали...
- Мы так испугались...
- ...мы в это время мылись...
- ...сразу выскочили...
- ...так испугались! - щебетали они на английском, перебивая друг-друга и не забывая погладить или чмокнуть певца во что подвернётся. Гакт в благодарность обнял обеих девушек за талии и привлёк ближе к себе. От них шло тепло, но совсем не такое, как во сне. Оно не возбуждало - ну, почти - и не пугало, а скорее успокаивало. И простыни были не шёлковые, и совсем не ледяные.
Камуи поднялся и, кинув на Ю предупреждающий дальнейшие расспросы взгляд, пошёл в ванную.
- Так что же вам приснилось, Камуи-сан? - окликнула его одна из девушек - голубоглазая блондинка, чьё имя он забыл ещё вчера.
Гакт обернулся:
- Шёлковые простыни, - улыбнулся он, а девушки звонко рассмеялись. Только Ю было не смешно. Он уже кожей чувствовал приближение нового приступа.
На Гакта смотрел красивый, молодой мужчина - тёмные брови вразлёт, бархатные глаза, чуть волнистые волосы до плеч. Он слегка улыбнулся - одними уголками губ - отчего стал похож на хищную кошку. Ниже плеч разглядеть что-либо было почти невозможно, всё будто в грязно-сером тумане из-за толстого слоя пыли.
Певец отошёл от зеркала на пару шагов и недовольно хмыкнул, критически оглядев его. Конечно, оно было старым, несколько веков, как минимум, но с какой стати, спрашивается, оно было таким грязным?
В антикварном магазине, где он покупал это зеркало, оно выглядело совсем иначе: выскобленное до блеска, сверкающее в свете старинной люстры со свечками вместо ламп, зеркало можно было назвать украшением всего магазина. Гакт сразу положил на него глаз, и Ю, у которого, по мнению Камуи, напрочь отсутствовал вкус, не смог отговорить его от этой покупки. Что, говорил гитарист, красивого в старом, потускневшем зеркале в громоздкой раме с какими-то причудливыми и неприятными украшениями? Но певец упёрся, как баран и, чуть ли не вцепился в зеркало зубами, доказывая, как прекрасно оно будет смотреться со свечами... Ю сдался. Камуи праздновал победу, но недолго. Когда зеркало, наконец, привезли из магазина и распаковали, Гакт закатил настоящий скандал, чуть не убив ни в чём неповинных грузчиков. Его пришлось держать за руки и за ноги, и лишь спустя час кое-как привели в чувства. Скандал с магазином (который, кстати, клялся и божился, что никакой ошибки быть не могло, и они послали именно то зеркало, а другого такого вообще нет), по-тихому замяли, чтобы пресса не пронюхала. Зеркало из-за причинённых "неудобств" досталось звезде почти задаром. Но как оно, вылизанное до блеска, могло за время поездки - каких-то несколько часов, да ещё запакованное - зарасти слоем пыли не то, что в несколько десятилетий, в несколько столетий! Этого так никто и не понял.
- Ты с ним ещё намучаешься, - отчего-то буркнул тогда Ю, зло покосившись на зеркало.
Гакт уже несколько часов намывал свою покупку, не доверив это дело никому другому. Но даже избавившись от пыли оно почему-то всё ещё казалось грязным. Гладкая поверхность была тусклой, и при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что кое-где на ней раскинулись тонкие паутинки трещин. Камуи глазам своим не верил, ведь тогда, в магазине, он всё внимательно осмотрел. Украшения на раме тоже уже не казались такими привлекательными - странные фигурки не то людей, не то животных сплелись в причудливом танце или борьбе. Долго смотреть на них не хотелось.
- Давай уволим прислугу, - внезапно раздалось за спиной певца, заставив его вздрогнуть от неожиданности.
- Что? - Гакт обернулся к Ю, гадая в уме, как это он умудрился не заметить друга, ведь дверь была как раз напротив зеркала. - Ты это о чём?
Ю подмигнул и улыбнулся:
- Ты и сам замечательно справляешься, так почему бы не сэкономить?
Камуи пропустил очередную, совсем несмешную шутку друга мимо ушей и снова вернулся к прерванному занятию, стараясь не забыть ни одной завитушки на раме. Он и сам не мог толком сказать, почему вдруг вместо того, чтобы заниматься работой, готовиться к предстоящему концерту взялся за зеркало - дело прислуги, уж никак не его. Но отчего-то у него было твёрдая уверенность, что только он - он и никто другой не может, просто не имеет права прикасаться к этому зеркалу. Даже Ю. Который стоит тут над душой, пялится без дела... И почему бы ему не пойти куда-нибудь?
- Ю, - Гакт глянул на друга через плечо. - Ты не забыл, что у тебя сегодня интервью на Music Station, нет?
Ю кивнул, с трудом оторвав глаза от мутной поверхности зеркала, и развернулся к выходу. Уже закрывая за собой дверь, он готов был поклясться, что отчётливо увидел в нём отражение большой, белой собаки. Закрыв дверь, он некоторое время стоял, держась за ручку и пытаясь привести бешено колотящееся сердце в норму. Это только показалось, думал он про себя, не надо было столько пить на голодный желудок... Но в комнату он не вошёл.
Гакт снова оглядел зеркало. Он уже протёр всё, что только можно и где можно, но, несмотря на все усилия, оно всё ещё казалось грязным. Камуи хотелось рвать на себе волосы, он терпеть не мог, когда что-то получалось не так, как планировалось.
- И что с ним такое? - в отчаянии спросил он у собственного отражения. - Стараюсь, стараюсь, а всё без толку.
Молодой человек вздохнул и прислонился лбом к холодной поверхности зеркала. Солнечный свет, пробивающийся в комнату сквозь шторы и косыми лучами падающий на пол, отражался в нём какими-то
белёсыми трещинами. Да и сама комната казалась в зеркале старинной картиной - потемневшей и как будто облупившейся по углам.
Любой нормальный человек давно избавился бы от этой гадости, подумал Гакт, вглядываясь в отражение, словно это было окно в котором вот-вот должен был кто-нибудь появиться. Он простоял так несколько минут, будто ожидая... Но, естественно, ничего и никого, кроме самого себя, да комнаты там не увидел.
- А зеркало холодное... - сказал он сам себе в слух. - Очень. Почти как лёд...
Он прижал к зеркалу ладони, чувствуя, как холод тысячами крохотных иголочек впивается в пальцы - жадно, будто надеясь высосать из них тепло.


***

Гакт отдёрнул руки, когда ему показалось, что они уже начинают коченеть. Конечно, такого просто быть не могло, но всё же... Всё же его тёмная, будто покрытая тонким слоем пыли, поверхность неодолимо притягивала к себе взгляд, заставляя всматриваться... Куда?
- Гакто-сан, пора спать, - знакомый голос вырвал его из зазеркалья, заставляя с сожалением вернуться в реальность. Тут же накатила волна шума - кто-то кричал, не желая отправляться спать, кто-то скулил, лаял, плакал. Камуи взяли под руку и повели к выходу. Старик, у которого вечно текли слюни, схватил молодого человека за подол рубахи и потянул к себе:
- Они хотят нас съесть, - шёпотом поделился он страшной тайной. - А наши органы отдадут своему богу...
- Ты опять за своё, - доктор приказал санитарам оттащить упирающегося старика в его палату, а тот всё кричал и кричал об огромном котле и о том, как их всех сварят в нём до тех пор, пока не лязгнула железная дверь, и крики внезапно не оборвались. На некоторое время воцарилась тишина, пациенты замерли - каждый знал, ЧТО доктор может с ними сделать. Но, уже спустя несколько секунд точно дети, позабыв обо всём, снова принялись за своё. По первости вся эта ужасная какофония сводила Камуи с ума, ему казалось, что он попал в Ад и всё ждал, когда же родители заберут его из этого кошмара наяву. Но шли недели, месяцы, годы, а они даже навестить его не приходили.
Им не нужен был сын, который разговаривает с мёртвыми.
Они могли явиться когда угодно: ночью, днём, когда он шёл в туалет - серые тени с голосами, похожими на скрип старых половиц или шорох палых листьев на осенней дороге. Но только он видел и слышал их, чьи непонятные речи на позабытых языках предназначались лишь для его ушей. А, может, и не для его, а просто так уж получилось, что он мог их слышать. Может быть, они разговаривали сами с собой, проклиная за грехи в прошлых жизнях...
В детстве, когда Гакт говорил, что видит умершего дедушку, на него смотрели с подозрением, но надеялись, что это пройдёт. Только один человек верил ему - бабушка. Она рассказывала, что прадед его общался с силами, о которых вслух не говорят. И ему, якобы, передались его гены. Потом, когда он попал в больницу, ему следовало бы хотя бы притвориться, что он такой же, как все, но он продолжал упорно доказывать, что может видеть умерших.
Родители посчитали его позором своей семьи.
И он попал сюда.
В клетку.
Здешние обитатели поговаривали, что в этих стенах творятся страшные вещи, но кто станет верить сумасшедшим? Только когда несколько знакомых Гакта однажды бесследно исчезли - врачи утверждали, что они внезапно скончались - в сердце молодого человека поселился тот же страх перед ночью, что и у всех остальных пациентов. Ведь именно по ночам, говорили они, людей забирают и уводят куда-то. Откуда никто не вернулся.
А однажды появился этот доктор (про себя Гакт так и звал его - Доктор). Привлекательный молодой мужчина в ослепительно белом халате и с такой же ослепительной улыбкой. Его приняли за ангела, спустившегося с небес в Ад, чтобы спасти грешные души. И он спасал, о да. Своими, особенными методами. Вскоре его боялись больше, чем всех врачей клиники вместе взятых. Особо буйные превращались под его взглядом в нечто желеобразное, безвольное, в кусок мяса, с которым можно было делать всё, что только заблагорассудится.
Гакт пользовался повышенным вниманием с его стороны. Красивый молодой человек с бархатными глазами в первый же день привлёк взгляд нового доктора. И с тех пор пребывание в этом страшном месте превратилось для Камуи в один беспрерывный, непрекращающийся ночной кошмар.
Гакта отвели в его палату. Железная дверь захлопнулась. Свет погас.
А как бы сложилась его жизнь, размышлял Камуи, лёжа и глядя в пустоту, если бы он не обладал этим проклятым даром или хотя бы догадался скрыть его от остальных? Что бы тогда было? Кем бы он стал? Кем бы он вообще хотел стать? Молодой человек подумал и не смог ответить на этот вопрос. Годы в больнице для умалишенных убили все его мечты, да он уже и не помнил, о чём когда-то мечтал. Может быть, как во сне - стать музыкантом? Ему часто снилось...
Замок на двери лязгнул, и она с лёгким скрипом отварилась. В проёме, на фоне белого света была отчётлива видна высокая, мужская фигура. Гакт похолодел. Он сжался комочком в углу кровати и по-детски плотно зажмурился, будто надеялся таким образом спрятаться от того, кто вошёл в комнату. Ему казалось, что внутри него все органы стянуты в один тугой узел и болезненно пульсируют в такт сердцу. Ноги и руки онемели. Дышать стало трудно, и каждый вздох сопровождался неприятным покалыванием в груди.
Гакту хотелось вскочить и убежать, но он сейчас не мог даже просто встать с кровати, да и бежать-то было не куда - четыре стены, железная дверь на замке (доктор не забыл запереть за собой) и окно с решеткой. Куда деваться? Спрятаться - и то негде. Но как же страшно...
Камуи плотно сцепил пальцы и легонько раскачивался, стараясь успокоиться и не слушать приближающихся - и таких знакомых! - шагов. Но сердце его стучало всё громче, бешено колотилась кровь в висках и вдруг... почти остановилось, когда кровать скрипнула под чужим весом.
- Ты сегодня был хорошим мальчиком, - почти проворковал Доктор, беря похолодевшего Гакта за руку. - Я доволен тобой. Ты заслужил награду.
Он наклонился к Камуи и провёл языком по его плотно сомкнутым губам, чуть прикусил, заставляя их раскрыться и тут же протолкнул язык внутрь. Молодой человек дёрнулся, испуганно распахнув красивые, тёмные глаза. Но Доктор не дал ему ускользнуть, схватив за плечи и крепко прижав к себе. Он сосал его губы до боли, вторгаясь вглубь языком, кусал, терзал пока не почувствовал у себя во рту вкус чужой крови. Наконец, он отстранился, глядя на своего подопечного слегка затуманенным взглядом. Гакт прекрасно знал этот взгляд и что должно за ним последовать, но всё равно не смог сдержаться и тихонько пролепетал:
- Пожалуйста, не надо...
Ответ последовал незамедлительно. Доктор сорвал с Гакта рубашку и штаны, вздёрнул вверх его ноги, широко раздвинув их, чтобы обнажить два восхитительных полумесяца с розовым колечком посередине и, обсосав средний палец, резко втолкнул его в анус. Камуи дёрнулся, но это только распалило мужчину.
- Как ты хочешь этого? – сладким голосом спросил он, яростно работая пальцем. - Сегодня ты можешь сам выбирать. Может быть, на столе или ты хочешь, чтобы я связал тебя, как в прошлый раз? Только скажи... Или... - он улыбнулся в распахнутые от боли глаза пациента. - ...или ту маленькую игрушку...
Гакт отчаянно замотал головой, он ещё помнил ту адскую боль, не сравнимую ни с чем... Пусть делает с ним что угодно, только не это!
- Я вижу, - доктор лизнул Камуи в щёку, затем спустился ниже, укусил за плечо, ещё ниже - за сосок. - Вижу, как ты хочешь этого. О да, ведь тебе так нравится, когда тебя имеют сразу во все дыры, правда? - он грубо схватил молодого человека, заставив его повернуться к нему спиной, и усадил к себе на колени. От страха Камуи был покорный, как тряпочка.
- Ты такой красивый, - прошептал он ему в ухо, шаря одной рукой по груди Гакта, а другой обхватив за талию. - Самый красивый... Совершенство. А за всякое совершенство нужно платить, знаешь?
Но Камуи уже не слышал, о чём говорил его мучитель. Страх до такой степени заполнил всё его существо, что ему казалось, будто душа его медленно покидает тело, вытесненная этим постыдным, недостойным настоящего японца чувством. Он увидел, как ночной мотылёк, дрожа крылышками, присел на окно, между решёток. Гакт смотрел на него, когда доктор резко вошёл в него до самого конца, разрывая то, что ещё оставалось цело с прошлого раза. Смотрел и думал - какая короткая у мотылька жизнь... Когда обжигающая, разрывающая боль нахлынула вместе с первым сильным толчком и затем всё сильнее... Но какая счастливая - ведь он свободен лететь туда, куда ему хочется... Камуи любовался тонкими, прозрачными крылышками, не видя со своего места, но стараясь угадать, какой причудливый узор выткала на них природа. Он пытался сосредоточиться на этой мысли, в то время как доктор достал из кармана Ту вещь, не переставая двигаться внутри него, и принялся одной рукой ласкать член пациента. Когда Гакт против собственной воли откликнулся на эти прикосновения, мужчина провёл по влажной головке указательным пальцем и неожиданно толкнул его внутрь. От боли у Гакта потемнело в глазах, он закричал, но крик тут же был заглушён какой-то тряпкой, запиханной ему в рот.
- Хорошо? - шепнул ему доктор, продолжая двигаться в нём, и снова беря его одной рукой за член, а другой приставил к нему что-то холодное. - Сейчас будет ещё лучше.
Камуи постарался зацепиться сознанием за крохотного мотылька на окне, когда тонкий, гладкий предмет, наподобие ручки, вошёл внутрь его пениса. Но вот ночной гость взмахнул прозрачными крылышками, исчезая в темноте, и молодому человеку показалось, что он тоже медленно исчезает. Он всё ещё чувствовал пронзающую боль, которая, казалось, прошивает его насквозь, но она была теперь какой-то чужой, будто это вовсе и не его тело так страшно терзают сзади и спереди.
- Ну же попроси, попроси, - жарко шептал ему в ухо доктор, работая бёдрами и рукой... Как бабочку накалывают иглой... - Скажи, что тебе нравится, когда тебя трахают сразу с двух сторон, скажи...
- Да... - бесцветный, почти неживой голос Камуи, похожий на шелест тростника у реки, вполне мог бы принадлежать кому-нибудь из тех полупрозрачных призраков, что вечно следовали за ним, и из-за которых он оказался навечно запертым здесь. - Мне нравится, Ю-сенсей...
Гакт не знал, сколько времени длилась эта пытка. Для него время превратилось в тягучую, клейкую субстанцию, которая опутывала его сверху донизу, не давая пошевелиться и вздохнуть. Кажется, он несколько раз терял сознание. Один раз ему даже привиделось, что он стоит посреди огромной сцены, всё вокруг залито огнями и тысячи, тысячи людей, как один выкрикивают его имя...
Когда сознание вновь стало ускользать от него, он лишь с горечью подумал, что опять будет ходить в туалет кровью.
Если б только это был просто сон и можно было бы взять и проснуться...


***

Гакт проснулся, захлебнувшись собственным криком. Только за последнюю неделю его уже в третий раз мучил кошмар. Причём, кошмары эти были словно липкая, вязкая жидкость из которой не выбраться - так бывает, когда во сне знаешь, что это просто сон и пытаешься проснуться, но не можешь, как будто что-то не пускает тебя, ты тянешься к далёкому свету впереди, а тебя тащат вниз, в чёрную, холодную пучину - как в болото - и от страха хочется закричать. А потом, наконец, просыпаешься и понимаешь, что действительно кричал.
Ещё несколько секунд он смутно помнил, что именно ему снилось, но затем скользкие щупальца сна окончательно выпустили его из своих холодно-липких объятий, и остался лишь неприятный осадок, да несколько капелек холодного пота скатились по спине, щекоча кожу. Гакт ещё посидел, приходя в себя, и вздрогнул, когда заметил какое-то движение в комнате. Его рука непроизвольно потянулась к тумбочке рядом с кроватью, где он хранил пистолет и рассмеялся, с опозданием поняв, что это не кто-то живой, а просто отражение - всего лишь его отражение. Прямо напротив кровати висело старинное зеркало в человеческий рост - потемневшее от времени, в тяжёлой резной раме с какими-то странными, фантастическими фигурами. Когда-то давно, ещё в другой жизни, его зачем-то купила Ами, и настояла на том, чтобы оно было повешено в их спальне, хотя зеркало совершенно не вписывалось в современный интерьер комнаты, да и к тому же, по мнению Камуи, было слишком уродливо. Но Ами нравилось крутиться перед ним часами, оглядывая себя с ног до головы и тщательно поправлять то выбившуюся из причёски прядь, то загнувшийся воротничок - вылизывая всё до блеска, прямо как кошка. А он его терпеть не мог. Особенно, когда они с Ами занимались любовью, у него по коже мурашки ползли от стойкого ощущения, что за этой зеркально-мутной поверхностью - с той, с другой стороны - что-то шевелится и подглядывает за ними. Но если бы он сказал об этом жене, она бы высмеяла его и посоветовала обратиться к врачу.
Теперь его можно было бы снять. И почему он до сих пор этого не сделал? И почему она не забрала его, раз так любила? Ах да, она не желала больше иметь ничего общего с этим местом. И с ним.
Но всё это уже не имело значения.
Гакт прошёл на кухню, взял стакан воды, но, подумав, выплеснул воду в раковину и налил виски. Прижимая бокал к груди так, будто это было его собственное сердце, он устроился на подоконнике рядом с засохшим в горшке цветком, который поливала, наверное, в последний раз Ами. У стены, на маленьком столике, стояли фотографии. С одой улыбалась красивая молодая женщина с печальными, тёмно-синими глазами. Она лишь слегка приподняла уголки губ, как будто в самый последний момент вспомнила, что надо бы улыбнуться. Но именно эта её улыбка, лёгкая и светлая как лучик света на тёмной воде, сразу невольно приковывала взгляд. С другой весело смотрел крепенький шестилетний мальчуган с шапкой тёмных волос, тонкими, летящими чертами лица, как у матери и бархатными, тёмными глазами отца. На множестве других фотографий они были все вместе. Такие счастливые и такие чужие лица. Боль и одиночество, в конце концов, превратили их лишь в тени прошлого. Гакт смотрел на них и не мог узнать даже себя. Неужели когда-то он был отцом, мужем? Неужели?
Ночь была полна огней, звуков: гул машин, голоса, лай собак. Только отчего-то мужчине казалось, что он совсем один в целом мире. Будто он на необитаемом острове, а мириады огней вокруг - это таинственные огни ночного океана. И внутри его собственного тела пустота, словно кто-то слепил из костей и кожи тело, а заполнить его забыл. И теперь только одна оболочка.
Вся жизнь была просто сном. Он спал и видел прекрасный сон, но вот, наконец, проснулся и так жалко, и чего-то не хватает. Как замечательно было бы вовсе забыть его, как забываются ночные кошмары. Но воспоминания, словно разноцветные бусинки, рисовали на парче памяти замысловатый узор. И самые яркие из них, как самые красивые бусины, были особенно дороги.
Гакт уставился в окно, и ночь вдруг расцвела перед его глазами солнечным светом...
Тёплый ветер, тёплый асфальт, тёплое дерево скамейки. Тёплое море впереди, а позади - парк в багряном золоте вечернего солнца. Забытые учебники рядом. И бескрайнее небо над головой, в котором тонешь, растворяешься.
- Привет, - сказала какая-то девушка, присаживаясь рядом и заставляя юношу выплыть из лазоревого покоя и взглянуть на незнакомку. На коленях она держала красивую коробку для завтраков. Девушка застенчиво улыбнулась под пристальным взглядом Гакта и неожиданно протянула ему коробку:
- Не хотите? - спросила она и, то ли молодому человеку только показалось, то ли действительно, в её голосе была почти что мольба. Чего это она, удивлённо подумал он, уставившись на коробку с завтраком - белую в мелкий голубой цветочек. А девушка опустила голову, краснея, и сказала:
- Готовила для своего парня...
Как будто это что-то объясняло. Гакт нахмурился и почти грубо спросил:
- А что же он?
- А он меня бросил, - пояснила она и улыбнулась. Вдали, по тёмно-синему морю скользнул белый парус. И тут он заметил, какие удивительные глаза у этой незнакомки, почти как море.
Есть ему совсем не хотелось, но он всё-таки взял коробочку, косясь на девушку и от всей души надеясь, что она не расплачется. Не любил он, когда женщины плачут.
- Спасибо, - бросил он, вертя в руках неожиданный подарок и не зная, как вести себя дальше. Но незнакомка вдруг расцвела улыбкой, вспорхнула со скамейки с пылающими щеками и, что-то протараторив, умчалась прочь. Через секунду она вернулась, запыхавшись.
- Я Ами, - звонко крикнула она издали.
Это был вечер первого летнего дня, а потом настало утро. И шёл дождь. Десятки разноцветных зонтиков расцвели на мокрых тротуарах и аллеях. Только он был без зонтика, спеша на урок музыки. И вдруг мир потеплел, стало сухо, хотя дождь продолжал лить как из ведра. Рядом шла она и улыбалась. И они шли так, молча, под одним зонтом. Это было странно. И приятно.
- Первый бабник на всю школу! Я так боялась, что ты просто используешь меня, как других. Но не могла устоять перед тобой! - смеясь, призналась она много лет спустя.
И был вечер, и было утро. И зелёные кружева сменились янтарём и рубином. И снежные хлопья смешались с цветами сакуры. А они были вместе, как будто в то дождливое утро дешёвенький зонтик с яркими цветами соединил их судьбы, их жизни, их души. И это было как в сказке. Или как в глупом любовном романе. Но это было.
А теперь этого нет.
Нет ничего, кроме пустоты...
Свет погас, запах летнего дождя на тёплом асфальте растворился в смраде выхлопных газов, когда Гакт открыл окно. На мир снова опустилась ночь, и воспоминания, свернувшись клубочком, забились в самый дальний, тёмный угол памяти.
Ради чего теперь жить?...
Камуи поднял руку с бокалом, как будто в порыве злости хотел выплеснуть остатки спиртного себе на лицо, но вместо этого с силой опустил хрупкий сосуд на подоконник. На пол полетели осколки стекла, а несколько впились в руку мужчины. Гакт смотрел, как тоненькой струйкой стекает по пальцам кровь. Вид собственной крови принёс ему странное удовлетворение, даже радость. Он ещё больше расцарапал рану ногтями, кровь пошла быстрее, заливая подоконник. Он поднёс руку ко рту и кончиком языка лизнул окровавленные пальцы. Она была солоноватая с металлическим привкусом. Кровь. Как бы ему хотелось вспороть себе вены на запястье, что бы эта чудесная алая жидкость беспрепятственно хлынула из него на волю, растеклась по комнате, образуя озеро цвета хризантем.
Ярко-красных хризантем - таких, какие росли в парке в тот осенний день...
Когда они, наконец, сумели выбраться из дома в выходной все вместе. Им так редко удавалось сходить куда-то втроём, обычно то у него, то у Ами были дела. Но тогда... Тогда их не было. В тот осенний, тёплый, янтарно-светлый день. Они так радовались. Особенно Джан. Он бежал впереди, размётывая своими маленькими ножками кипящий прибой сухих листьев и, весело смеясь, подбрасывал вверх золотые и алые звёздочки клёнов. Ами была рядом в голубом пальто и берете того же небесного цвета.
Гакт помнил, как пытался заставить Джана вернуться, когда впереди показалась дорога - обычная дорога, по которой изредка проезжали машины. Но всё-таки следовало быть осторожным. Он звал сына, но тот не хотел возвращаться, предпочитая бежать впереди, свободный словно ветер, проносясь мимо клумб с ярко-красными, слепяще-красными хризантемами. А руки Гакта были чем-то заняты. Чем-то тяжёлым. А Ами о чём-то спросила, и он обернулся к ней, но она вдруг замолчала и её большие, удивительные глаза расширились, почернели... В тот момент ему показалось, что он увидел в их отражении, как Джан выскочил на дорогу с ворохом ярких листьев и как блеснул холодом серебрянный Ford, - сейчас он думал, что конечно не мог этого увидеть в её глазах, но, видимо, подсказало сердце отца или он обернулся как раз в тот момент. Впрочем, уже не важно. А потом... Потом всё смешалось, как салат и превратилось в обрывочные воспоминания об ощущениях разных органов чувств: визг тормозов, яркие пятна полетевших в воздух листьев, голубое пальто где-то рядом, а потом далеко, у обочины маленький ботиночек цвета весенней листвы и красные-красные хризантемы где-то сбоку...
Кровь всё ещё текла из раны, но уже медленнее. Впрочем, её было достаточно, чтобы Камуи мог размазать её по лицу и, откинув голову, по шеи, груди. Что-то рвалось из его горла - всхлипы, вздохи, крик. Но он всё проглотил, уставившись блестящими глазами в ночь за окном. Там, в этой темени, жил человек, который разрушил его жизнь, разбил, как зеркало и без зазрения совести прошёлся по осколкам. А ему дали всего пять лет - пять лет! Даже на год меньше, чем прожил его сын. А теперь он свободен и живёт в своё удовольствие, барахтается в маслянистой жидкости этой ночи и радуется...
Ради чего теперь жить? О, есть ради чего!
Гакт снова лизнул кровь. Только раз он видел этого человека - на суде (в первый раз, в тот осенний день, он как будто даже и не заметил его). Но хорошо запомнил, словно отпечатал его образ в своём сознании - высокий, худой, с блестящими глазами на приятном лице.
И звали его Ю.

@темы: мои фанфики